Живопись – путешествие по тонкой грани между тенью и светом, видимым и сокровенным, величественным и легкомысленным, логическим и иррациональным. Это страстное желание сообщить нечто , но немыми средствами. Уже Платон настаивал на молчании художника. Особенность живописи заключена в этом двойном условии: стремлении выразить и решимости хранить молчание. Поэтому живопись начинает выполнять свою коммуникативную функцию тогда, когда возможности языка исчерпываются и достигают предела: она подобна сжатой пружине, готовой прорваться сквозь немоту, побуждая к познанию невыразимого.
Внезапность, с которой, без малейшего усилия с нашей стороны, картина предстает нашему взору, парадоксальным образом делает живопись самым скрытным из всех искусств. Легкость, с которой мы воспринимаем картину, заставляет допустить, что от нас ничего и не требуется. Живопись содержит важнейшее противоречие между явным – изображением, и скрытым, потаённым – его смыслом. Мы не должны ожидать от картины спонтанного, самопроизвольного обнаружения её замысла. Очарование живописи в том, что она является для нас вечным иероглифом, неразгаданным и неоднозначным.
Живопись – это выражение невыразимого, когда сокровенное начинает проступать сквозь обыденную реальность, когда лицо становится ликом, дерево – древом, а дверь – вратами. В рассказе Борхеса «Сад ветвящихся тропок» есть такая фраза: «Какое слово не употребляется в условиях загадки?» «Отгадка». Откровение – это загадка, парадокс. Оно всегда граничит с чем- то непостижимым. А парадокс в переводе с греческого и означает – лежащее дальше знания. «Чем обширнее наше знание, тем протяжённей граница с незнаемым», говорил Зенон.
Язык искусства – это образ, а не прямое высказывание, но при этом нельзя написать пояснительную записку или приставить к каждой картине искусствоведа. Выхватывая из реальности фрагмент, художник заключает его в строго определённые рамки, но таким образом, чтобы выхваченный кусок действовал словно взрыв, распахивающий настежь окно в несравненно более обширную реальность. Нужно, чтобы картина затягивала в воронку, как полотна Рембрандта. Темный фон в его картинах – это уже не краска, это бездна, которая засасывает, в которую просто улетаешь, когда начинаешь вглядываться. Вероятно Рембрандт не всегда осознавал, что именно лежит «за пределом», но чувствовал – это нечто невероятное!